Демон Пенрика (начало). Лоис М. Буджолд, 2015

ДЕМОН ПЕНРИКА

Лоис МакМастер Буджолд

2015

Фэнтези-повесть о мире пяти богов

(начало).

Copyright © by Lois McMaster Bujold

Перевод © Александр Балабченков

Демон Пенрика

Утренние лучи скользили по лугам, вдыхая бледно-зеленый свет в переплетение ветвей деревьев отстоящего леса, высвечивая тут и там робкие розовые и белые бутоны в свежей листве. Весенний воздух дышал предвкушением. Матушка Пенрика, прежде чем исчезнуть в фургоне с его сестрами, чтобы проследить за последними приготовлениями, обратив лицо к холодной синеве неба, заявила, что день для помолвки выдался просто прекрасный. Несомненно, боги наконец улыбнулись Дому Юральдов! Пенрик удержался от замечания, что просвещенные жрецы учат, что боги не управляют погодой, но за такую сыновью воздержанность был удостоен резким материнским повелением поторапливаться, заканчивать облачение и ехать следом! Некогда тут ноги волочить!

Пенрик, уныло уставившись промеж подрагивающих ушей своей лошади, подумал, что для рыбалки такой денек подошел бы куда лучше. То было не самое волнительное времяпровождение, однако, как он выяснил, это был единственный способ вынудить окружающих перестать ему что-либо выговаривать. Он попытался представить себе грязную, извилистую дорогу, ведущую куда-нибудь в не столь знакомое место, как город Гринвелл. Куда-нибудь она точно приведет, полагал он, если проехать достаточно далеко. Как это однажды сделал его старший брат Дрово? Безрадостная мысль.

Он хмуро оглядел коричневые рукава своей куртки, обшитых оранжевой с золотом нитью, предательский потускневшей до латунного оттенка. Даже для этой поездки он все равно был облачен в обноски. Этот прекрасный костюм был нов, когда Дрово впервые надел его в тринадцать лет на свою присягу военному Ордену Сына как паж-посвятник. И та клятва, тешил себя Пенрик, была принесена не просто в силу традиции, учитывая возраст, пол и сословие, но неистово, всем сердцем. Наряд Дрово перерос слишком быстро, чтобы тот оказался поношен или залатан. Выуженный из сундука, пропахший камфарой костюм подогнали под девятнадцатилетнего Пенрика просто украв немного ткани с плеч, чтобы удлинить брючины. Он постарался приободрить себя мыслью, что хотя бы обноски своих сестер не приходится носить, впрочем, он твердо был уверен, что льняная рубашка под его курткой, мягкая и поношенная, когда-то была блузоном.

Увы, Дрово больше никогда не перерастет своей одежды.

Смерть настигла его в прошлом году в Адрии, где он скончался от тифа прежде, чем ему выпал шанс помочь своим соратникам-наемникам потерпеть поражение в их первом же сражении, что стало вторым смертельным ударом, подкосившим их семью за минувшие четыре года. А первым была смерть отца от стремительного воспаления челюсти, последовавшей за небрежно оставленным без внимания нагноением зуба. Все скучали по жизнерадостному Лорду Юральдскому, кроме, пожалуй, его склонностей к спиртному и азартным играм. Лорд Рольш, самый старший брат Пенрика, похоже, правил рукой трезвой, если бы только не был столь доверчив к вранью всякого являвшегося вдруг из ниоткуда благочестивого нищеброда, будь тот в лохмотьях или храмовой сутане. И если бы не местные крестьяне, доставшиеся в правление лордам Юральдским, основными занятиями которых, кажется, были лишь стрельба из лука, браконьерство, да уклонение от уплаты налогов. В общем, Дрово принес присягу, получил деньги от вербовщика, растратил их на снаряжение, и отправился воевать за горы, радостно обещая вернутся богачом и c трофеями, дабы поправить семейную фортуну.

По крайне мере его судьба отрезвила семейство, и Пенрика не стали понуждать следовать той же дорожкой…

Впрочем, ему никогда и не хотелось. И одного-то задиры Дрово хватало, чтобы превратить его отрочество в пытку, а уж жизнь в лагере полном забияк такого же склада ума в перспективе представлялась сущим кошмаром. И это мы еще до мрачных и кровавых сражений не дошли.

— Поднимайте темп, малыш Пен, — посоветовал его конюх Ганс знакомыми с детства словами, — Мне бы не хотелось выслушивать, будто я доставил Вас с опозданием.

— Как и мне, — вздохнул, соглашаясь, Пен, и они пустили лошадей рысцой.

Пен постарался перевести мысли в более солнечное русло, достойное такого утра. Постель дочери богатого торговца сыром – куда более привлекательная арена, чтоб испытать удачу, нежели северные театры боевых действий. Прита была мила и округла, как кошель, что к ней прилагался. Интересно, она хоть понимает, насколько выхолощен титул, который ее семья желает для нее купить. За те три раза, когда им позволили увидеться, под строгим присмотром, ему показалось, ее одолевают легкие сомнения на счет все этого, хотя в свою очередь облик Пена ее более или менее порадовал. Застенчива или хитра? Невестка Пена Леди Юральд нашла и выпестовала ему эту пару, через какое-то знакомство с матушкой Приты. Что ж, будем полагать, родители девушки понимают, что именно приобретают. От Пена же будет зависеть, чтобы она не пожалела о сделке.

Насколько тяжело супружество? Не выпивать, не играть, охотничьих псов до стола не допускать. Не бояться зубодеров. Не глупить с деньгами. В солдаты тоже не ходить. Девчонок не бить. У него не было и помыслов нарушить хоть один из этих запретов. Ну, если не считать за девчонок старших сестёр. Наверное, «не бить девчонок», надо поставить в начало списка.

Быть может, когда он заграбастает невесту и приданое, удастся уговорить ее переехать куда-нибудь подальше, вниз по дороге? Пен представил себе домик на берегу озера, и никаких слуг, кроме тех, что он наймет сам. Однако, Прита показалась ему весьма преданной своей семье девушкой. И вряд ли кому-то из них двоих удастся насладиться чем-то большим, чем самое скромное довольствие, пока Пен не повзрослеет. А до той поры завязки кошелька останутся в руках Рольша. Которого вряд ли получиться уговорить, пока еще хватает места при дворе Юральдов, взять на себя лишние расходы на жилье вдали от его братского надзора. И Пен был совершенно уверен, что у Приты и мысли нет, что она подписывается на жизнь в каком-то там домике. Который, вероятно, все равно будет подгнивать от влажности.

«Ты уж постарайся», твердо сказал себе Пен, когда они сворачивали на главную дорогу в Гринвелл, и тут он поднял голову: «Что это там?»

Странная группа лошадей и людей встала на обочине.

Мужчина с кокардой, крепившей к шляпе ярко синие и белые перья, что говорило о принадлежности к Ордену Дочери, сдерживал четырех встревоженных лошадей. У пояса висело оружие храмового гвардейца. Второй гвардеец и женщина в некой более дорогостоящей версии облачения служанки преклонились у человеческой фигуры, бездвижно раскинувшейся на расстеленном плаще. В их компании лошадь скинула седока? Пен натянул поводья и остановил коня.

— Кто-нибудь пострадал? — крикнул он. Распростертое тело, как он увидел, оказавшись ближе, принадлежало стройной, пожилой женщине, поседевшей волосами и посеревшей лицом, в скомканной сутане неопределенного цвета. — Вам нужна помощь?

Второй гвардеец вскочил и с горячностью повернулся к нему:

— Молодой сэр! Не знаете ли Вы, как далеко до ближайшего города и нет ли там целителей Матери?

— Да, Гринвелл, меньше пяти миль вверх по этой дороге, — ответил Пен, указывая путь. — Орден Матери держит там приют.

Гвардеец перехватил у собрата за поводья трех лошадей, и хлопнув его по плечу, сказал:

— Скачи, приведи помощь. Добудь тележку, а лучше — фургон.

Мужчина кивнул, вскочил в седло, развернулся, и ударил пятками свою лошадь в бока. Та сорвалась в галоп, разбрасывая комья земли.

Пен спешился и передал свои поводья Гансу, который в сомнениях наблюдал за происходящим. Женщина средних лет окинула взором чистый, благочестиво-коричневый костюм Пена, и кажется, немного успокоилась.

— Жрице Ручии внезапно стало плохо в пути, – сказала она, показывая на пожилую женщину, которая лежала рядом, вдыхая воздух хриплыми короткими глотками. – Внезапно ощутила сильную боль в груди и упала.

— О, хворь овладела мной уже давно, — вставила старушка между хрипами. — Слишком долго я шаталась по Дартаке… Говорила же дуралеям ехать для проведения ритуала ко мне.

Разрываясь между любопытством, тревогой и мыслью, что, отправься он в путь раньше, как ему было велено, можно было бы избежать этого происшествия, Пен присел возле старушки. Осторожно он потрогал ее лоб, как бывало ощупывала его лоб мать – кожа показалась липкой, но жара не было. Он не имел ни малейшего понятия, чем ей помочь, но просто оседлать коня и уехать восвояси казалось неправильным, хотя Ганс смотрел уже с плотно зажатым в губах беспокойством.

— Меня зовут лорд Пенрик из рода Юральдов, баронов этой долины, — сказал он ей, махнув рукой вдоль дороги в сторону, откуда они приехали. Он не знал, что говорить дальше. Здесь именно она казалась самой авторитетной, но, конечно, совершенно не способной распоряжаться в таком тяжелом состоянии. Плащ сполз с ее плеча, явив приколотую там положенную жрице по статусу храмовую тесьму, но плетенную не зеленым и золотым – в цветах Матери-Лета, как он мог ожидать, и даже не синим и белым, как у Дочери-Весны, но белым, кремовым и серебряным – цветами Бастарда, пятого бога, властителя всех нежданных бед. Он сглотнул, пытаясь скрыть свое удивление.

Она издала короткий смешок и пошевелилась, поднимая руку с пальцами, согнутыми как когти, к его лицу.

— Милый мальчик. Приятно увидеть напоследок кое-что получше хмурой Мардиной мины. Прям, подарок. Но знаешь, такие цвета тебе не пойдут.

Он поднял глаза на служанку, которая, когда он опустился на колени, отступила.

— Она что, бредит?

Та покачала головой.

— Мне-то откуда знать? Она то и дело говорит всякое, чего никто не понимает с тех пор, как мне велели сопровождать ее в пути.

Губы старушки дернулись.

— В самом деле? — промолвила она. Не похоже, чтобы она обращалась к Марде. Или к Пенрику. — Уж это потреплет глупцам нервы. — Она напряглась, чтобы сделать очередной вдох. — Наверно, нелогично желать на это поглядеть.

Ему становилось жутковато, и, чувствуя себя крайне глупо и беспомощно, Пен вымолвил:

— Примите мою службу в минуту Вашей нужды, Просвещенная.

Еще два прерывистых вздоха она пристально смотрела ему в глаза, затем просипела:

— Принято.

Она умирает. Холод, блеск пота, не было того горячечного жара и вони, как у смертного одра его отца, но эту наступающую бледность ни с чем не перепутаешь. Больше всего на свете сейчас ему хотелось удрать, но ее рука, падая от его лица, встретилась с его рукой и сжала ее ослабленной хваткой. Ему не хватило… чего? трусости? смелости?.. чтобы стряхнуть ее. И служанка, и гвардеец, как он увидел краем глаза, торопливо пятились прочь. Что?

— Лорд Бастард, — выдохнула она. — Врат-та твои чинят боль. Не мог б ты ус-строить что-нибудь получше для слуг т-твоих...

Если все, что он мог для нее сделать, это держать за руку, что ж, отчаянно решился Пен, так он и поступит. И схватился крепче.

На миг ее карие глаза будто вспыхнули глубоким фиолетовым светом. Затем, между одним вздохом и… все, ее глаза потускнели и замерли.

Теперь на него никто уже даже не оглядывался.

Он слышал спутанные женские голоса, бормочущие на полудюжине языков, большую часть которых он даже не мог распознать, вопящие от ужаса и боли. Голова, пульсирующая от напряжения, будто взорвалась густой сетью спутанных белых молний.

А затем все потемнело.

*     *     *

Странные сны рассеялись, когда Пенрик проснулся в объятиях жуткой мигрени, невероятной жажды, и отчаянной малой нужды. Он лежал в кровати в маленькой комнатушке, высоко расположенной под самым свесом крыши, судя по крутому наклону выбеленного потолка, в одной рубашке и панталонах. Пока он ворочался и стонал, над ним нависло незнакомое лицо. Увидев на мужчине зеленую тунику посвятника Ордена Матери, Пен не слишком успокоился. Последовали несколько минут суматохи, пока мужчина сперва помогал ему добраться до ночного горшка, а затем тащил его от окна, куда Пен пытался высунуть свою голову. Судя по мелькнувшему виду на улицу и небо, он находился в городе Гринвелле, вероятно в приюте Матери. По крайне мере все еще было утро, так что, быть может, он еще не угодил в большие неприятности? Посвятник увещевал Пена заползти обратно в кровать, на что тот согласился в обмен на кружку воды, так что теперь из проблем оставались лишь головная боль, да полная растерянность.

— Как я сюда попал? Я был на дороге. Я в обморок упал? Где мой костюм? — Только бы не потерять и не попортить костюм. Не говоря уж о его прекрасных сапогах, которых тоже не было. — Еще там была там больная пожилая женщина, жрица…

— Я приведу Просвещенного Люренца, — заявил ему посвятник. — Не шевелитесь!

Мужчина поспешил прочь. Из коридора послышались приглушенные голоса, затем удаляющиеся шаги. Пен заприметил свой костюм, аккуратно сложенный на крышке сундука и стоящие рядом сапоги, что избавило его от одной из тревог. Он крепко сжал веки, затем распахнул глаза, и уселся, чтобы налить себе еще кружку воды. Он все еще пытался решить, сможет ли сам доковылять через комнату за одеждой, когда шаги раздались вновь, и он торопливо улегся под простыни, как было велено.

Высокий, сухопарый Просвещенный Люренц, верховный жрец городского храма Гринвелла, вошел без стука – успокаивающие знакомый, но тревожно натянутый. Он склонился над Пеном, будто собирался ощупать его лоб, но затем одернул руку.

— Что ты есть? — потребовал он от Пена.

Пен сморгнул, с растущим ощущением, что это не болезнь его свалила, а он сам свалился в сказку какого-то менестреля.

— Просвещенный Люренц, вы знаете меня! Пенрик кин Юральд! Вы же учили меня арифметике и географии, и, бывало, давали мне подзатыльники своей указкой за невнимательность.

И это было весьма больно, кстати. Это было десять лет назад, еще до того, как жреца повысили до нынешнего поста. Люренц был давним последователем Отца-Зимы, хотя как старший жрец теперь опекал все пять святых домов. Растущий город целится на установление здесь архижречества, заметил как-то Рольш. Пен полагал, что Люренц возлагал надежды на это повышение.

— Ага, — с облегчением выдохнул Люренц и выпрямился, — значит, мы еще не опоздали.

— Очень на это надеюсь! Матушка и Рольш будут крайне недовольны, уверяю Вас. И я даже не представляю, что подумает бедная Прита. Где Ганс?

— Лорд Пенрик, — промолвил Просвещенный Люренц твердым голосом, будто собирался попросить Пена перечислить все главные реки Дартаки, — что вы помните о вчерашнем дне?

Пен зажмурил глаза, затем распахнул вновь. Они все еще подрагивали.

— Вчерашнем дне? Вчера не было ничего примечательного, кроме споров матушки и моей сестры насчет покроя этого дурацкого костюма. Они собирались запретить мне ехать верхом.

Мгновение они смотрели друг на друга в общем недопонимании. Затем Люренц опять буркнул свое «ага» и продолжил:

— На дороге. Вы ехали в город с Гансом, и наткнулись на кортеж Просвещенной Ручии?.. Она лежала больная на земле?

— Ох, эта несчастная старушка, да. Она правда скончалась?

— Боюсь, что так. — Люренц осенил себя, коснувшись лба, уст, пупка, паха, и на миг распростерев пятерню на сердце, в знак Дочери, Бастарда, Матери, Отца и Сына, по числу пяти богов. — Мы привезли ее тело и оставили в сиротском приюте Бастарда здесь, в ожидании похорон и выхода из возникшего затруднения.

— Какого затруднения? — спросил Пен, чувствуя, как к головной боли добавляется тошнота в животе.

— Лорд Пен, — прозвище на удивление внушало спокойствие, может все не так уж плохо? — расскажите мне все, что вы помните о вашей встрече с Просвещенной Ручией, и как вы упали, хм, в обморок. До мельчайших подробностей.

Люренц подвинул стул ближе к кровати и сел, демонстрируя, что Пен не ограничен во времени на свой рассказ.

Пен описал события, припоминая, кто и что сказал настолько точно, насколько мог, и о том, как все это было странно, на случай если это важно, — в конце концов, глубоко в память залезать не пришлось, воспоминания были свежи. Он колебался, стоит ли упоминать фиолетовый свет и бормочущие голоса, потому что со стороны это звучало, будто бы у него видения были, но рассказал и об этом тоже.

— Но что она имела ввиду, сказав: «Принято»? Не то, чтобы от умирающих ждали осмысленных речей, но она произнесла это, будто имела в виду нечто весьма конкретное. И кстати, мне правда хотелось об этом упоминать, но ее слуги похоже были не слишком-то ей преданы. Или, — его посетила новая жуткая мысль, — она что, была заразна?

Он украдкой вытер ладонь, которой держал женщину за руку, о простыню.

— Безусловно заразна, но это не болезнь, — вздохнул Люренц, распрямляясь из напряженной позы. Он хмуро посмотрел на Пена весьма тревожным образом. — Ты понимаешь, что она была храмовой чародейкой?

— Что? — Пен судорожно вздохнул.

— Очень высокого ранга, как мне дали понять, и несла в себе демона огромной силы. Она направлялась в главный дом своего Ордена в Мартенсбридже, чтобы о чем-то доложить, найти лечение для своего недуга, чтобы… чтобы справиться с существом. Или передать его в момент своей кончины. У служителей Бастарда есть определённые ритуалы, чтобы контролировать процесс, с которыми я, хм, не знаком. Не совсем мой бог.

Чувство тошноты стало каменеть.

— Я раньше никогда не встречал чародеев. — Удушье сковало горло, и против его воли уста добавили: — Что ж, теперь ты сам чародей, голубоглазый мальчишка!

Язвительные нотки умиравшей жрицы будто эхом отразились в этих словах. Затем ком в горле скользнул вниз, будто в изнеможении. Он закрыл ладонью рот и в ужасе уставился на Люренца.

— Это не я сказал!

Люренц отшатнулся, гаркнув:

— Не вздумай меня разыгрывать, мальчишка!

Пен отчаянно замотал головой, внезапно побоявшись заговорить.

Тихие голоса в коридоре превратились в резкий спор. Дверь распахнулась настежь, и в комнату ворвалась матушка Пена, выдергивая свою руку из хватки одного из храмовых гвардейцев, которых Пен встретил на дороге. Лорд Рольш, следуя за ней, сурово поднял руку, что отбило у мужчины охоту пытаться опять ее перехватить. Просвещенный Люренц поднялся и прекратил потасовку, жестом отсылая гвардейца за дверь, покачав при этом головой одновременно с отрицанием и с уверенностью.

— Ты очнулся! Хвала богам! — старшая леди Юральд поспешила к кровати и, казалось, была готова броситься на Пена, но затем, к его облегчению, резко остановилась. Вместо этого она схватила Люренца за рукав сутаны, и начала в нетерпении дергать. — Что с ним случилось? Вы уже можете сказать?

Рольш отцепил ее от жреца и обуздал, но после обеспокоенного взгляда на Пена, повернулся с почти таким же как у нее встревоженным лицом к Люренцу. Оба, казалось, разительно изменились, утратив утреннюю церемониальную опрятность, хотя и оставались в той же самой наилучшей одежде. Лицо леди Юральд опухло, под глазами были красные круги, прическа топорщилась случайными волосками, вырвавшимися из кос. Рольш тоже казался утомленным, а его лицо… небритым?

«Это не то же самое утро», наконец осознал Пен. «Это завтрашнее… сегодняшнее… о, боги». Неужели он проспал сутки напролет?..

Люренц, не привыкший уклоняться от болезненного долга, поймал трепещущие руки леди Юральд и расправил плечи, приняв свою самую печальную, отеческую позу.

— Мне очень жаль, леди Юральд. — Он также кивнул Рольшу. — Случилось ровно то, чего мы боялись. Ваш сын стал одержим, или точнее говоря, овладел демоном белого бога. Тот явно мне открылся буквально мгновение назад.

Рольш дернулся. Мать Пена задохнулась.

— Леди-Лето, помоги нам! И ничего нельзя сделать?

Пен, откинув теперь голову на изголовье кровати, с тревогой оглядел свое тело. Внутри него демон Бастарда? Собственно, где внутри?..

Люренц смочил губы.

— Все не так плохо, как могло бы быть. Не похоже, чтобы демон превозмог, он пока не получил контроль над его телом. Мне говорили, что столь резкое переселение разрывает или ослабляет его на какое-то время, прежде чем он обоснуется или… или привыкнет к новой телесной оболочке. Если Лорд Пенрик будет тверд волей и будет следовать, хм, всем священным наставлениям, возможно, еще есть способ спасти его.

— Раз они вселяются в людей, — попробовал возразить Рольш, — значит должен быть способ их выселять, — и на корню срезал свой осторожный оптимизм, добавив, — чтобы человек при этом не умер, конечно.

И вновь Люренц кивнул, слишком уж обыденно на вкус Пена.

— Как умерла несчастная Просвещенная Ручия. И как лорд Пенрик оказался в этом затруднительном положении.

— Ох, Пен, ну зачем ты вообще… — налетела на него мать.

— Я… я не думал… — замахал руками Пен, — Я думал пожилая леди больна! — И это не было, хм, неправдой. — Я просто пытался помочь!

Он внезапно захлопнул рот, но странная сила не понялась к его горлу, чтобы добавить едкую ремарку.

— Ох, Пен, — простонала матушка. Рольш в раздражении закатил глаза.

Люренц оборвал то, что готово было превратиться в затяжной раунд взаимных обвинений.

— Как бы там ни было, вред причинен, и здесь, в городе Гринвелле, нет способа все исправить. Я обсудил эту возможность с сопровождавшими Просвещенную Ручию. Телесная оболочка покойной жрицы непременно должна быть захоронена здесь, но ее спутники связаны обязательством доставить ее ценности к месту назначения, чтобы Орден мог распорядиться ими так, как она завещала. И этот наказ обязан включать, как я предполагаю, — тон подразумевал, что обсуждать тут нечего, — ее величайшее сокровище, ее демона.

Что Люренц подразумевал под способом спасти его? Едва собравшись духом выдвинуть возражения против того, чтобы его обсуждали так, как будто его здесь нет, когда он сидит прямо здесь, Пен отметил этот поворот в разговоре, и сдал назад, насторожившись. Перевозка демона волей-неволей означает перевозку самого Пена в… куда-нибудь за пределы города Гринвелла, по любому. Может быть даже во Фрейттен?

— Гвардейцы Храма согласились сопровождать лорда Пенрика в штаб-квартиру Ордена Бастарда в Мартенсбридже, где, я верю, есть ученые, которые… которые решат, как следует поступить.

— Ох, — промолвила с ноткой сомнения леди Юральд. Рольш нахмурился.

— Кто оплатит путешествие? Кажется, это внутреннее дело Храма…

Люренц ухватился за намек, едва ли не с радостью.

— Храм передаст ему в дар оставшиеся средства, выделенные на путешествие Жрицы Ручии, а также разрешит бесплатно пользоваться сменными лошадьми Храма и проживать в его гостиницах в пути. По прибытию в Мартенсбридж... дальше решать ее Ордену.

— Хм, — промолвил Рольш. В прошлом году именно Рольш наложил вето на планы Пена отправиться учиться в университет, недавно открывшийся во Фрейттене, на том основании, что семья не может себе этого позволить, а затем придушил протесты Пена, втянув его во все отупляющие бухгалтерские подробности баронства, чтобы это доказать. Понять, что брат вовсе не эгоист, а реалист, было довольно удручающе. Пусть не Фрейттен, но Мартенсбридж был даже дальше от Гринвелла.

Осторожно, Пен прочистил горло. Кажется, оно все еще было его горлом.

— А как же помолвка?

Вопрос встретился с угрюмым молчанием. Наконец Рольш с трудом вымолвил:

— Ну, вчера она не состоялась.

— Но родня дорогой Приты, — вставила мать, — все равно была к нам настолько добра, что они кормили нас, пока мы ждали тут, если ты… пока ты не очнешься. По крайне мере, еда даром не пропала.

— Сколько же было сыра… — пробормотал Рольш.

У Пена начала складывать картинка всего, что, должно быть, происходило, пока он валялся в этой постели словно какой-то еще неостывший труп, и выходило невесело. Его тело привезли в одном фургоне с той мертвой женщиной, как об этом как-то прознали матушка и Рольш, — «Ганс, ну конечно», —  празднество было прервано едва начавшись, встревоженная родня, совершенно очевидно, провела всю ночь на ногах…

— Как Прита… это восприняла?

— Она была потрясена до ужаса, когда мы увидели твое тело, — ответил Рольш.

— Ее матушка сейчас заботиться о ней, — сказала леди Юральд.

— Надо кого-то к ней послать, сообщить, что я в порядке, — огорчившись, вымолвил Пен. Последовавшая за этим тишина длилась чересчур долго.

Леди Юральд вздохнула. Он тоже была не из тех женщин, что уклонялись от болезненного долга, иначе не смогла бы оставаться за мужем за их отцом все эти годы.

— Лучше мне самой к ней пойти. Слишком многое нужно объяснить. И обсудить.

Пен хотел было спросить, когда мужчина становится чародеем, это делает его более или менее привлекательным для брака, но тревожное чувство подсказывало, что правильный ответ он и сам мог угадать. Он трусливо позволил матери уйти без каких-либо собственных посланий для невесты, когда Рольшу пришлось ее выпроводить, поскольку ей явно не хотелось оставлять Пена одного.

— В данный момент вам еще что-нибудь нужно, лорд Пенрик? – спросил Просвещенный Люренц, также собираясь уходить.

— Я довольно голоден, — осознал Пен. Что не удивительно, ведь он ничего не ел со вчерашнего завтрака. — Можно мне спуститься в столовую?

— Я распоряжусь, чтобы посвятник принес вам поднос с едой, — пообещал ему жрец.

— Но… я правда не пострадал. — Пен покрутил предплечьями и вытянул ноги, вновь начиная чувствовать себя в собственном теле как дома, хотя и будто бы после затяжной лихорадки. — Я могу одеться и спуститься сам. Ни к чему кого-то утруждать.

— Нет, прошу, оставайтесь в этой комнате, Лорд Пенрик, — настойчивей ответил Люренц, — по крайне мере пока.

И он вышел, дверь закрылась после того, как он коротко переговорил с храмовым гвардейцем, все еще дежурившим под ней. Несмотря на очевидную безопасность приюта Матери, мужчина был при всем своем вооружении, что было с ним в пути. Да что же такое, как ему кажется, он тут стережет?..

«Ох...»

Голодные спазмы в животе у Пена словно сгустились, и он сильнее закутался в свои простыни.

(продолжение)