Демон Пенрика (продолжение). Лоис М. Буджолд, 2015

ДЕМОН ПЕНРИКА

Лоис МакМастер Буджолд

2015

Фэнтези-повесть о мире пяти богов
(продолжение, начало здесь)

*     *     *

В утреннем унынии Пенрик спустил свои седельные сумки вниз в вестибюль, где обнаружил провожающих, которых совсем не ждал, в лице Приты собственной персоной со всеми ее милыми округлостями, и в сопровождении хмурых брата и сестры.

— Прита! — Он пошел ей навстречу, однако она с нервной улыбкой лишь отшатнулась.

— Привет, Пен. — Они с неуверенностью уставились друг друга. — Слышала, ты уезжаешь.

— Всего лишь в Мартенсбридж. Не на край света. — Он сглотнул, но все же спросил, — мы все еще помолвлены?

С сожалением, она покачала головой. 

— Ты хоть знаешь, когда вернешься?

— Э-э… нет.

Всего два дня назад он знал о своем будущем досконально все. Сегодня уже ничего не знал. И в том, что эта перемена к лучшему, он уверен не был.

— Так… значит ты понимаешь, как трудно это было бы. Для меня.

— Ну, да, наверняка.

Ее ладони потянулись было к нему, но затем отступили за спину, обняв там друг друга в утешении.

— Мне так жаль. Но ты кончено понимаешь, любая девушка побоялась бы выйти замуж за мужчину, который может поджечь ее одним только словом! 

Он мечтал разжечь ее поцелуями.

— Любой мужчина может поджечь девушку просто факелом, но он должен быть чокнутым!

Этим он выиграл лишь неуверенное пожатие плечами.

— Я принесла тебе кое-что. Ну, знаешь, в дорогу.

Она махнула брату, который передал ему огромный мешок, в котором на поверку, когда Пен открыл его, оказалась здоровенная головка сыра.

— Благодарю, — смог вымолвить Пен. Он глянул на свои распухшие седельные сумки, и развернулся, чтобы без сожалений спихнуть мешок на нетерпеливо дожидавшегося его Ганса.  — Вот. Найди место, чтобы упаковать. Уж как-нибудь.

Ганс бросил на него мученический взгляд, но мешок унес.

Прита отрывисто кивнула Пену, не решилась приблизиться. Видимо, напоследок его даже не удостоят единственным мягким прощальным объятием.

— Удачи, Пен. Буду молиться, чтобы с тобой все было хорошо.

— А я, чтобы с тобой.   

Двое храмовых гвардейцев стояли наружи, придерживая осёдланных лошадей. Пожитки покойной чародейки погрузили на приземистую, коротконогую кобылку, куда Ганс теперь пристраивал и мешок с сыром. Вторая лошадь дожидалась Пена.

Он направился к седлу, но задержался на оклик. Похоже, придется пережить еще одно болезненное прощание. Матушка и Рольш торопились к нему, тогда как Прита с братом и сестрой торопились прочь — по пути они обменялись неловкими поклонами. Его близкие уже не казались такими затравленными и переутомленными, как вчера, но вид все же был несчастный.  

— Пен, — сказал Рольш смертельно серьезно, — да защитят тебя в пути пятеро богов.

И протянул ему мешочек монет, который Пен, с удивлением, принял.

— Носи его на шее, — обеспокоенно сказала ему мать, — Слышала, карманники в больших городах могут снять кошелек с пояса так, что человек даже не почувствует.

Шнурок для этой меры безопасности был удлинен. Пен покорно повиновался, и прежде, чем спрятать мягкий кожаный мешочек под рубахой, на секунду заглянул внутрь. Больше меди, чем серебра, совсем нет золота, зато теперь он не будет совсем уж попрошайкой за Храмовым столом.

Пен приготовился стойко выдержать смущение от полных слез материнских объятий, однако, хотя Леди Юральд и подалась было вперед, она остановилась совсем как Прита. Она подняла руку и помахала ему на прощание, будто он уже исчезал за горизонтом, а не стоял в шаге от нее. 

— Отныне, будь осторожней, Пен! — взмолилась она, голос сорвался, и она отвернулась к Рольшу.

— Да, мама, — вздохнул Пен.

Он подошел к своей лошади. Хотя у Пена и не было никаких сложностей с тем, чтобы закинуть свое тонкое тело в седло, Ганс его подсадить не предложил. Когда он уселся, его настигло смиренное понимание, что ни один человек не прикоснулся к нему с тех пор, как его кто-то принес и свалил на ту кровать позавчера.  

Старший гвардеец подал сигнал отправляться, и они выехали на мощеную булыжником главную улицу под сень побелки фасадов возвышавшихся вдоль улицы домов. Цветы, в прохладе ранней весны, пока не украшали подоконные клумбы. Пен повернулся в седле, чтобы помахать на прощание в последний раз, но матушка и Рольш уже входили в гостиницу, и не увидели. 

Пен, прочистив горло, спросил старшего гвардейца, которого звали Тринкер:

— Похороны Просвещённой Ручии прошли как надо, вчера днем? Мне не позволили присутствовать.

— О, да. Отправилась к своему богу, все в порядке, белый голубь подтвердил, и все такое.

— Понятно, — Пен поколебался. — Прошу, не могли бы мы остановится у ее могилы. Всего на секунду? 

Тринкер крякнул, но отказать в такой благочестивой просьбе не мог, потому кивнул.

Кладбище, где хоронили давших обет верности Храму, располагалось за стенами, по дороге из города. Они свернули в сторону, и Тринкер проводил Пена к свежему могильному холму, пока никак не обозначенному, пока Ганс и Уилром оставались ждать на своих лошадях верхом.

Сейчас, в это сырое утро, смотреть было не на что. И ощущать тоже особенно было нечего, хотя Пен напряг все свои обострённые чувства. Склонив голову, он сбивчиво произнес безмолвную молитву, слова которой припомнил с заупокойной службы по своему отцу, потом с другой, по своему брату, который умер, когда Пен еще был мал, и служб по нескольким состарившимся слугам. Могила была безответна, но что-то внутри него будто нашло свое умиротворение и покой. 

Он вновь сел на коня, и Тринкер, как только они преодолели деревянный мост над рекой, побудил всех перейти на рысь — город остался позади. 

Яркое солнце двух последних дней, будто неуместное дыхание лета, пропало, на смену пришла более привычная туманная сырость, которая скорее всего еще до конца утра обернётся ощутимой прохладой. Высокие северные горы прятали свои белые шапки в облаках, будто серой крышкой накрывших обширные возвышенности родины Пенрика. Дорога следовала вниз за течением реки по местам, что тут сошли бы за равнины, по крайне мере долины становились шире, а холмы ниже. Пену было любопытно, как скоро они хоть одним глазком увидят Воронью Гряду, другую длинную каменную ограду на противоположной стороне плато, отделявшую Кантоны от великого королевства Вельдского на юге.   

Гвардейцы Храма в основном стремились ехать рысью, пересекая холмы в темпе, предназначенном, чтобы покрывать больше миль за меньшее время. Это был не головоломный курьерский галоп, но тоже подразумевало перемену лошадей по возможности, что они и сделали в полдень на Храмовом полустанке. По маленьким деревням они проезжали мимо крестьянских обозов, вьючных мулов, коров, овец и сельского люда. Однажды, они осторожно объехали группу маршировавших копьеносцев, рекрутов на пути к началу своих сражений в войнах чужих правителей. Таких, как Дорово, подумал Пен. Интересно, сколько из них потом будут маршировать домой? Казалось, уж лучше экспортировать сыры, да ткани, однако то, что воинским ремеслом сколачивали состояния, было правдой. И куда большие, чем на торговле сыром, хотя с простыми солдатами это случалось редко.

Пока они взбирались по холмам, Пен сумел расположить к себе гвардейцев на короткий разговор. Он с удивлением узнал, что они не были из числа собственных подчиненных жрицы Ручии, а были приписаны к ней в приграничном городе Лаэсте, где та пересекла границу с Дартакой, направляясь в Мартенсбридж; оттуда же была и служанка Марда. Ганс был возмущен, узнав, что Марде позволили дать показания под присягой и отправиться домой. Тринкер и Уилром всерьез тревожились на счет того, что скажет им начальство, когда узнает, что они потеряли свою подопечную в пути, хотя они были и не в силах это предотвратить. Они были подготовлены к схваткам с бессердечными негодяями, а не сердечными недугами. Что до неловкого переселения ее драгоценного демона в случайно повстречавшегося младшего брата лорда одной из малых долин… никто, по всей видимости, не горел желанием это объяснять.

На закате, оставив за спиной сорок миль размокшей дороги, они остановились в скромном городке, в котором был принадлежавший Ордену Дочери дом, где их приютили. Со своей комнатой Пенрику вновь пришлось знакомиться самостоятельно. Улыбчивая посвятница принесла ему горячей воды и еды. Он с благодарностью улыбнулся в ответ, но та не задержалась. Проверив свою двери снаружи, он обнаружил за ней местного гвардейца на посту. Пен торопливо поздоровался, и отступил, слишком уставший, чтобы по этому поводу спорить.

Комнатка была такой же маленькой, как в приюте, но лучше обставлена. Стулья с вышитыми подушками, столик с зеркалом, табурет, явно предназначенный для гостей женского пола, которые и должны бы останавливаться в доме Дочери Весны. Пен воспользовался эти преимуществом и устроился на табурете, вооружившись гребнем, чтобы распустить свою косу и расчесать накопившиеся за день колтуны, к образованию которых были склонны его тонкие, светлые волосы. 

Когда он взглянул на себя в зеркало, его рот сказал:

— Да, давай-ка еще раз взглянем на тебя.

Пен застыл. Демон вновь проснулся? Челюсть захлопнулась, горло напряглось.

Как эта штука воспринимает окружающий мир, кстати? Она делит с ним его зрение, слух? Его мысли? Нужно ли демону, как с голосом, дожидаться своей очереди, чтобы высунуться наружу, или он всегда тут, как сидящая на плече птица?

Он вдохнул, расслабил мышцы. Сказал:

— Ты бы хотел говорить? — и стал ждать.

— Хотим смотреть, — ответил демон его устами. — Хотим видеть, что мы прикупили.

Речь была совершенно чистой, акцент напоминал речь оседлых вельдийцев, проживающих в землях вокруг Мартенсбриджа, такой же, какой был у Ручии. 

Пен не слишком много времени проводил перед зеркалами с тех пор, как вырос достаточно большим и шустрым, чтобы удирать от старших сестер, любивших играть с ним, будто с большой куклой. Его собственные черты в отражении внезапно стали для него чужими. Но его зрение не померкло. Казалось, будто они пользуются одной парой глаз на двоих.

Ему говорили, что у его лица, вытянутого, как и тело, хорошие скулы. Умеренно, как он надеялся, выдающийся с юности нос окупал бледность кожи. Длинные ресницы обрамляли глаза, цвет которых мама ласково называла озёрно-голубым. По опыту Пен знал, что озера куда чаще бывают серого, зеленого, ослепительно белого от снега или цвета черного стекла, застывая в морозную, тихую ночь. Но редким ярким летним днем, наверное, озера могли быть и такого цвета.

С ним давно никто не разговаривал. Ему давно никто ничего не рассказывал. Может, он упускает шанс? Он глубоко вздохнул, расслабил горло, попробовал снять напряжение с уставших, натянутых плеч. Чтобы раскрыться.

— Ты можешь ответить на вопросы?

Демон фыркнул.

— Если они не слишком тупые.

— Этого обещать не могу.

По крайне мере, раздавшееся в ответ из горла «Хм» не показалось враждебным. Пен начал с самого простого, до чего смог додуматься:

— Как тебя зовут?

Удивленная пауза.

— Мои наездницы звали меня Демоном. 

— Ну это как назвать коня — Конь, а меня — Мальчик. Или Мужчина, — торопливо поправился себя он. — Даже лошадь получает имя.

— Ну и как же нам заполучить имя, Мальчик?

— Я… полагаю, большинством имен нарекают. У людей — родители, у созданий — их владельцы. Иногда имена наследуются.

Последовало длительное молчание. Чего бы эта сущность от него не ожидала, но явно ничего подобного. Рот торопливо вымолвил:

— Полагаю, мы можем зваться Ручией.

Другой голос возразил:

— А как же Хелвия? И Эмберейн? 

Еще один голос сказал что-то на языке, которого Пен даже не узнал, хотя интонации будто дразнили его способность к понимаю. Кажется, Амелан могло быть еще одним прозвучавшим именем. Еще больше неизвестных слов полилось из его уст, три голоса, четыре, он уже сбился со счета, пока все не закончилось непроизносимым воем и странным визгом.  

— Сколько вас? — спросил пораженный Пен. — Сколько… поколений? 

Сколько было наездников, к которым этот древний демон был прицеплен, и у которых скопировал — или украл — их жизни? 

— Ты ждешь, что мы станем считать?

Пен поднял брови.

— Да, — решил он.

— На это есть цена. Он не знает о цене.

Этот акцент, что… датракийский? 

— Ручия недавно заплатила, — произнес голос Ручии. —  Этого запаса на долго хватит, нескоро иссякнет.

— Двенадцать, — ответил один голос после угрюмой паузы.

— Только если считать львицу и кобылу, — пробормотал другой. — Надо?

— Так… так вы двенадцать личностей, или одна? — спросил Пен.

— Да, — ответил голос Ручии. — И так, и так. Одновременно.

— Как, хм, как городской совет? 

— … мы полагаем, да, — голос не впечатлился.

— А вы… вы все были, э-э, леди?

— Так принято, — ответил голос. Хотя другой голос добавил, — никакая она не леди! 

Принято, сообразил Пен, было передавать демона от одного наездника другому того же пола. Однако теологических ограничений тут, очевидно, не было, иначе он не угодил бы в это положение. Помогите боги, нежели я только что получил в советчики двенадцать невидимых старших сестер? Вернее, десять, если не считать кобылу, и что там еще, львицу? У них, что, тоже были имена на своих звериных языках, чтоб теперь спорить?

— Я думаю, вам лучше иметь одно имя, — сказал Пен. — Хотя, если я захочу поговорить с… с конкретным вашим воплощением, оно могло бы иметь имя своей прежней наездницы, как бы по наследству.

Двенадцать? Надо будет их как-то упорядочить.

— Хм… — раздался полный сомнения звук неясного происхождения. 

— У меня два имени, — предложил он. — Пенрик, мое собственное имя, и Юральд, имя моего рода. Одно имя для всех вас могло бы быть как ваше родовое имя.

Пен надеялся, что никто сквозь стены не подслушивает этот разговор, произнесенный в конечном счете только лишь его голосом. Не удивительно, что Магда верила в непостижимость высказываний чародейки. Он подумал и добавил:

— С Просвещённой Ручией вы говорили таким же образом?

— Со временем, — ответил голос Ручии, — и у нас будет безмолвная речь.

И сколько времени это займет? Любопытно. А если это будет продолжаться довольно долго, может ли человек перестать различать, какой из голосов его собственный? Его передернуло, но он поспешил вернуть мысли в настоящее.

— Вы обязаны иметь имя для случаев, когда я имею ввиду всех вас, как одно целое. Не Демон. И, ради пяти богов, что-то более приятное, чем собачья кличка. Давайте я что-нибудь подберу? Будет подарок.

В этот раз молчание было столь долгим, что он уж начал думать, не отправилось ли существо обратно спать, или прятаться, или куда оно там девалось, когда он его не ощущал и не слышал.

— За двенадцать долгих жизней, — сказало оно тихо наконец, — никто никогда не предлагал нам подарка.

— Ну, это не… это не простое дело. Я хочу сказать, у вас ведь нет тела в прямом смысле, так как же кому-то преподнести вам материальный подарок? Но имя, это дар воздушный, дар разума и духа, так что такой дар можно передать духу, верно?

Он почувствовал, что тут намечается прогресс. А поскольку на уме у него последнее время была помолвка, он вставил на удачу: — Дар ухаживания.

Он ощутил взрывное «Ха!», но восклицание прошло беззвучно. Неужели он поверг порождение хаоса в смущение? И это было честно, учитывая, что оно вытворяло с ним. 

Но затем голос, осторожно и двусмысленно, спросил:

— И что же ты нам предлагаешь, Пенрик из Юральдов?

По правде говоря, так далеко он в своих мыслях еще не заходил, и почувствовал приступ паники. Затем взял себя в руки. Потянулся за вдохновением, и получил его.

— Дездемона, — внезапно уверенно произнес он. — Прочитал в книге сказок из Саона, когда был мальчишкой, думал тогда, что оно чудесно звучит. Она была принцессой.

Польщенный демон медленно вдохнул его носом.

— Изумительно, — сказал голос Ручии. Кажется, он был доминирующим. Это потому, что она была крайней? Или покойная жрица носила существо дольше других? Или что?

Очередная долгая пауза. Пен зевнул от утомления. У них там голосование, что ли? Уже не устроил ли он гражданскую войну в собственных потрохах? Может выйти боком. Он уж было собрался пойти на попятный, когда вкрадчивый голос ответил:

— Принято.

— Ну, значит Дездемона! — сказал он с облегчением. Интересно, можно ли будет сократить до Дез, когда они узнают друг друга получше? Как Пен. Это казалось, нормальным. 

— Мы благодарим тебя за твой дар духа. Милый Пенрик… — голос растворился усталым шепотом, и Пен предположил, что укоренившемуся в нем существу пора на боковую.

Как и ему. Он сонно побрел к кровати.

(продолжение)